19 января исполнилось 157 лет со дня рождения знаменитого русского художника, классика мировой живописи Валентина Серова. В его творческом наследии преобладала портретная живопись, он был одним из самых модных портретистов конца XIX – начала ХХ вв. Знатные аристократки выстраивались к нему в очередь, несмотря на то, что Серов был и самым беспощадным художником – если ему не нравилась модель, он превращал ее портрет практически в шарж, хотя во многих случаях заказчики об этом не догадывались.
Но княгиня Орлова заметила, что ее портрет – с подтекстом. |
| В. Серов. Портрет княгини Ольги Константиновны Орловой, урожденной княжны Белосельской-Белозерской, 1911. |
На первый взгляд, все в этом портрете совершенно – изображена представительница высшего света, которая слыла самой модной дамой Петербурга, в роскошном наряде, во всем блеске и великолепии своей красоты. Создается ощущение, что она присела лишь на минутку, готовая ехать на очередное светское мероприятие. Поэтому так неустойчива ее поза – она очень занята, ее уже где-то ждут, она остановилась на мгновение и вскоре упорхнет.
Однако при более детальном изучении картины становятся заметны и другие немаловажные детали. Художник запечатлел модель в момент ее сборов на очередной бал, в ее образе подчеркнута присущая ей легковесность мыслей и чувств, пустое высокомерие и напыщенность, за которыми нет ни глубины переживаний, ни интеллекта. Все ее помыслы сосредоточены исключительно на предстоящих удовольствиях и развлечениях. При этом художник не может сдержать улыбки и даже насмешки: как же бессмысленно и ничтожно такое существование!
Серов намеренно уходит от любования стройностью и грациозностью модели – он изобразил ее сидящей на низком пуфике, да так, что ее острые колени торчали вверх и вперед. Княгиня будто невзначай играет ниткой жемчуга на шее, но этот жест – не что иное, как указание на себя, подчеркивание значительности и важности собственной персоны. Поза княгини вычурна и неестественна, ее подбородок слишком высоко поднят, эта вызывающая надменность почти вульгарна: «А я Ольга Орлова, и мне все позволено, и все, что я делаю, хорошо».
Композиционный центр картины – роскошная шляпа княгини, огромная до такой степени, что эта непропорциональность бросается в глаза: она словно прихлопывает модель, опуская ее композиционно еще ниже. За спиной княгини стоит большая ваза, тень от которой на стене намеренно искажена – она повторяет очертания модели в огромной шляпе. Критики отмечали: это тонкий намек на то, что княгиня так же пуста, как и ваза у нее за спиной.
А. Бенуа о княгине Орловой писал: «Она была особо милой, любезной, порой даже добродушной, но не особенно содержательной. <...> Она знала большой толк в нарядах, которые всегда отличались какой-либо, иногда и очень смелой, оригинальностью». И. Грабарь давал княгине такую характеристику: «Она не могла стоять, сидеть, говорить или ходить без особых ужимок, призванных подчеркнуть, что она не просто рядовая аристократка, а первейшая дама при дворе». По отзывам современников, Орлова не интересовалась искусством, ее занимала исключительно мода и светская жизнь. Она не жалела денег на самые шикарные парижские платья.
Часто при работе над заказными портретами Серов не испытывал вдохновения, особенно если заказчик не вызывал у художника симпатии. Больше всего его разочаровывало несоответствие внешней красоты внутренней. Так случилось и с княгиней Ольгой Орловой. Чувство внутреннего сопротивления мешало передать грацию и обаяние модели. Серов знал о надменности и высокомерии гранд-дамы в сочетании с недалеким умом и самовлюбленностью. Поэтому именно эти черты и бросаются в глаза при детальном изучении портрета.
Серов сам не раз сознавался в том, что его интересует в первую очередь не внешность человека, а его сущность, проявляющаяся во внешних чертах. Увиденные им особенности часто бывали неожиданными и для позирующих, и для их знакомых. Художника часто упрекали в том, что он создает шаржи, а не портреты, на что он отвечал: «Что делать, если шарж сидит в самой модели, я-то чем виноват? Я только высмотрел, подметил».
Серов намеренно подчеркнул надменность, манерность и неестественность модели, и это не могло скрыться от наблюдательных глаз. Несмотря на то, что художник со всем тщанием изобразил и складки дорогого платья, и переливы меха, и шикарную обстановку вокруг модели, чувствовалось его ироничное отношение к позирующей. Княгиня была разгневана, но отреагировала по-аристократически сдержанно. Она подарила портрет музею Александра III (Русскому музею), при условии, что он не будет находиться в одном зале со скандальным портретом Иды Рубинштейн.
Свежие комментарии